Наша партия, наверное, давала единственный доход этому почтовому отделению, и, забрав деньги, мы с Леней поехали назад. Проехали километров пять от Коченги, а он мне говорит: «Володь, ты знаешь, по сердцу кошки скребут, ты знаешь, как-то неуютно». Я ничего этого не чувствую. Да, кстати сказать, на этом самом месте, где прижимы были, грохот, потому что Илим шел с брызгами, и даже разговаривать невозможно, даже если рядом друг с другом. Так что практически вне зоны слышимости эти 1,5 километра.
«Так вот, – он снова говорит, – у меня на сердце как-то тяжело». Я говорю: «Да брось ты, Лень, сейчас приедем домой, деньги раздадим ребятам, они посмотрят, что, как, на следующий день опять назад отвезем оставшиеся». А он мне – снова одно и то же. Я ему: «Да брось ты, в конце концов!». Он вдруг говорит: «Я себя, наверное, так же чувствую, как немцы, когда им готовили засаду партизаны». Я говорю: «Что ты предлагаешь? Какой черт, кто на нас нападет?» Ну и я еще посмеялся, а он постарше меня. Говорит: «Знаешь, давай сделаем маневр.
|