Я говорю: «Чем тут кормить, когда один камень?» Он говорит: «Эээ, как бы эту муку ни бросали в воду, но в любом случае она вся насквозь не промокнет, получается каменная корка, а внутри обязательно должна быть мука». Мы разбили топорами этот мешок, и точно – там в середине, под твердой мучной оболочкой, было, может быть, ведра два муки в этой твердой упаковке. Учитывая возраст, взял он себе, наверное, ведра полтора, а мне около ведра примерно отсыпал в мешок и говорит: «Ну, давай, тащи домой». Но дело в том, что из этой муки нельзя было выпечь хлеб и что-то еще, потому что мука была затхлая – без доступа воздуха, под этой оболочкой. Но он мудро мне подсказал, мол, сделай затируху, это получается вроде каши. По тем временам 5–8 килограмм муки – это баснословное богатство. Единственное, о чем я думал, когда шел от него – глухая дорога вела до дома по Байкальской, мимо кладбища Иерусалимского, вниз до улицы Тимирязева, мимо рынка по Дзержинской до 5-ой Красноармейской. Но зато с какой гордостью я это все принес домой.
|